Лики братских народов. Газета
Выставочный сезон 2007/08 года щедр на экспозиции иконописи. В Третьяковке уже показывали иконы XVII века из Ярославского художественного музея. Не так давно в зале «В Толмачах» той же ГТГ экспонировались иконы из частных московских собраний. А в прошлом месяце в Музее личных коллекций ГМИИ имени Пушкина демонстрировались народная икона и скульптура XIX века из собрания президента Украины Виктора Ющенко («На алтаре времени»). Так что к нынешней выставке публика уже подготовлена. И если какому-нибудь дотошному зрителю не хватает того или иного исторического периода или школы, то музейщики могут ему напомнить о недавно прошедших выставках.
А такие претензии к нынешней экспозиции в ГТГ имеются. Понятно, что выставку готовили, сообразуясь не столько с доводами науки об искусстве, сколько с соображениями конфессиональной политики. И потому никто не предполагал всерьез отслеживать стилистическую преемственность и взаимовлияния между тремя национальными школами. Пафос выставки явлен уже в ее названии, где на первом месте - Россия. Старший брат в семье славянских народов представлен древними иконами московской, суздальской, новгородской и ярославской школ. Эти иконы перенесены на выставку из главного здания Третьяковки. Русская древность, начинающаяся с «Николы» (XIV век) и «Богоматери Владимирской» (XV век), завершается тремя иконами XVII столетия и малозначительными поздними копиями с Ушакова XVIII века. И этим невнятным и скоропостижным эпилогом повествование о русской иконе завершается.
В то время как именно с XVII столетия начинается экскурс в украинскую и белорусскую иконопись. Получается, что русская школа донесла до своих славянских художественных родичей византийскую традицию и, выполнив таким образом историческую миссию, благополучно прекратила свое существование. Это, разумеется, не соответствует действительности. К тому же выходит, что русская икона не испытала и обратного влияния, то есть с украинской стороны. В таком случае как же быть с реформами патриарха Никона, приглашавшего в Москву книжников и иконописцев из Малороссии, да и вообще с распространением украинских икон вплоть до Сибири?
Сыграв мимо исторических нот, экспозиция тем не менее обрела смысл в показе своеобразия славянских иконописных школ. И эти стилистические особенности (а по мнению таких строгих судей, как оппонент Никона протопоп Аввакум, вольности) и составляют увлекательную интригу выставки. Украина и Белоруссия, некогда входившие в состав Великого княжества Литовского, а затем и в Речь Посполитую, были открыты для самых разных западных и восточноевропейских влияний. Бывало, эти художественные волны, перекрывая друг друга, доходили одновременно. Что и видно по иконографии иных изображений, на которых причудливо уживаются византийская и готическая образность («Бегство в Египет», XVII век, Галиция) или где греческое письмо растворяется в романском стиле («Святая мученица Параскева», XVII век, Волынь). Из Словакии и даже из немецких земель до Волыни доходили стилистические приемы, ведь народные картинки и гравюры были в ходу. Так что иной раз православные святые становились похожими на персонажей с картин Кранаха. И уже совсем кажется невероятным, как в местечке под Брестом неизвестный иконописец почти воспроизводил ренессансную композицию «Рождества Богоматери» (XVII век) или как на Киевщине в XIX столетии адаптировали католическую иконографию «Христос - Виноградная лоза».
Пожалуй, напрасно протопоп Аввакум ополчался с критикой на никоновские нововведения в московской иконописи («… умыслил, будто живые писать, устрояет все по фряжскому, сиречь по немецкому»). Он не видел оригиналов - в чем-то наивной, но обаятельной и нарядной иконописи Украины и Белоруссии.
03.06.2008 / МИХАИЛ БОДЕ
Материал опубликован в "Газете" №101 от 03.06.2008г.
